– Могу ли да купим уджбеники за средню школу?
Продавщица книжного ларька оценивающе смотрит на мальчика: худой, светловолосый – типичный рус. Переложив с места на место пару альбомов, устало роняет:
– Треба у заедницу месну. Она е тамо.
Она машет рукой и головой одновременно, усердно показывая, где именно в Биеле находится заедница. Я спрашиваю Никиту?
– Слушай, а что такое «заедница»?
Сын пожимает плечами:
– Не могу объяснить. То есть, я понимаю суть, но вот перевести точно не смогу.
– А почему она тебе в прошлый раз не сказала про заедницу? Ты же неделю назад приезжал.
– В смысле? Она сказала. Она сразу сказала: сначала надо в заедницу.
– И?
– А чё «и»? Я и пошел.
– Ну?
– А там мне сказали, что книжки будут через неделю и что надо будет опять приехать и в этот ларек подойти.
Я пытаюсь уловить в происходящем логику, но быстро сдаюсь.
– Слушай, а зачем в ларек-то идти? Если книжки все равно получать в заеднице?
– Мам, ну что значит «зачем»? Кто-то же должен тебя сначала послать в эту заедницу.
Я понимаю, что этот черногорский бином мне не осилить ни за что.
В заеднице выдают учебники. Никита получает свой набор – для медицинского колледжа – и мы отправляемся домой. Через полчаса после приезда он приходит на кухню – поделиться недоумением.
Оказывается, в учебнике истории речь идет о том, что в России прошли в шестом классе. Учебник математики начинается с задания «продолжить числовой ряд» — то есть, найти закономерность – сын припоминает, что нечто подобное он видел в книжном магазине «Библио-Глобус» в Москве в пособии для учителя начальных классов.
К счастью, мне удается погасить юношеский скепсис учебником латыни. Уткнувшись в страницы и что-то на ходу жуя, сын, наконец, уходит.
Первое сентября неумолимо приближается. Что с этим делать – не вполне понятно. Бывалые советуют не делать ничего – мол, учителя здесь цветам не радуются, подарков не принимают и вообще боятся, когда русские обещают «отблагодарить».
С другой стороны, медицинский колледж – это вам не просто школа: там все серьезно, туда берут уже почти взрослых людей (моему, например, семнадцать лет), так что волноваться нечего, в конце концов, не в первый класс идет. В Котор мы в любом случае не поедем: по местным меркам – далеко.
Первого сентября Никита торжественно встал в пять, вышел в шесть, чтобы не опоздать, а к одиннадцати уже вернулся. Все, как у нас: общая неразбериха, поздравления с началом учебного года, ну и до завтра.
Второго сентября он вернулся чуть позже – правда, несколько обескураженный.
– Что не так?
– Слушай, на каждом уроке одно и то же.
– В смысле?
– Мы знакомились. То есть – они с нами знакомились. Учителя. И все. Весь урок.
– Что – все?
– Ага. Он фамилию называет, ты поднимаешься, он себе там галочку какую-то ставит, ну и спрашивает, откуда ты.
– Ну и ладно. Черногория же – пока раскачаются… Подожди до завтра. Может, устаканится и начнется учеба.
Однако назавтра не устаканилось. Весь третий день обучения продолжался процесс знакомства. На четвертый учащимся рассказывали о предмете. Никитос, вернувшийся из колледжа, ходил злой и что-то недовольно бурчал себе под нос.
– Короче, историк в начале урока полчаса объяснял, что нам история в жизни никогда не понадобится, потому что мы же в медколледж пришли. А потом началась география – и там географичка говорит то же самое теми же словами.
– Ну и что? Объективно же они правы. Ты же медициной хочешь заниматься, а не географией.
– Ну да. Только тогда непонятно, зачем эти предметы вообще в программу включать.
Реплика ставит меня в тупик. Однако венцом становится следующий день.
– Прикинь – у нас последние два урока здравоохранение должно было быть. На шестом уроке, короче, учитель пришел, познакомился с нами…
– В третий раз?
– Ага, в третий. Потом начал рассказывать, как важен его предмет…
– Ну вот, видишь! Хоть один предмет кому-то важен. А ты переживал.
– Ага. А потом начался седьмой урок – он пять минут постоял у стола своего, потом нам говорит: я, короче, сегодня устал. Поэтому не буду у вас второй урок проводить. Идите домой.
Я пробую как-то оформить в слова собственные эмоции – не выходит. Никитос хихикает – непонятно, что его смешит больше: усталый учитель или моя реакция. Но это, оказывается, еще и не конец.
– У нас с понедельника практика в больнице, – объявляет он.
– Здорово! Ты ж хотел как раз практику.
– Ну да. Только нам сказали, что мы в больницу не попадем.
– Это как?
– В общем, у нас формы нет.
– В смысле? У всех есть, а у тебя нет? – я паникую, как и положено еврейской мамочке: как же так, маленький без формы, какой кошмар!
– Да нет. Ни у кого нет. Нам сказали, что типа старшекурсники знают, где покупать форму, надо у них спросить. И в понедельник купить. И уже со следующей недели тогда – на практику.
– Слушай, а зачем у старшекурсников спрашивать? Учителя делают вид, что не знают? И я не поняла – а какой смысл тогда вас в понедельник в больницу вести, если вас туда все равно без формы не пустят?
– Ну ты чё, мам? – искренне удивляется Никитос. – Это ж как у нас. Все четко по мультику.
– По какому мультику?
– Простоквашино – не помнишь? Раз посылка есть – я ее должен принести. А раз документов нет – я ее не должен отдавать. Поэтому буду вам ее каждый день носить, а отдавать не буду.
– Ну ок, ладно. А почему сами не говорят, где форму купить?
– Нууу, мам, – устав от моей тупости, роняет сын. – Потому что по-простому нельзя. Все – только через заедницу – ровно же, как у нас. – Подумав, непочтительный великовозрастный паразит, добавляет: – Все здесь, как у нас, в России. Потому-то у тебя и нет эмигрантской тоски по родине…
Автор: Аглая Шагай.
