Александр Олегович, насколько мне известно, в 1985 году вы стали одним из организаторов группы художников «Митьки». С тех пор прошло много лет, все участники этой группы и, конечно же, сам Дмитрий Шагин, по имени которого названа группа, являются знаменитыми художниками. Вы по-прежнему считаете себя единой группой?
Нет, группа давно не существует. Группы художников «Митьки» в том виде, в котором она была, уже давно нет, это название приватизировал себе Митя Шагин, а все остальные от брезгливости ушли. И поэтому мы действительно являемся, может быть, известными художниками, но совершенно по отдельности.
Первыми мы с Ольгой сказали, что не хотим ничего общего иметь с Дмитрием Шагиным, следующим был Шинкарев, написавший эту книгу, которую я в свое время и проиллюстрировал. Ну, и так далее.
Сейчас Дмитрий Шагин под этим брендом гастролирует по провинции и с ним какие-то неведомые люди, художники какие-то, я не знаю их имен, которые называются группой «Митьки», ну и пара художников осталась от первого состава, которые, как мне кажется, вне группы не нашли большого признания.
То есть, группы «Митьки» давно нет и это один из самых неприятных вопросов любого интервью. Понятно, что к Полу Маккартни, Джону Леннону и Ринго Старру всегда будет задан вопрос про «Битлз».
Но я бы сформулировал так, что группа «Митьки» с 85-го по 91-й или максимум 95-й год – действительно значительное явление в петербуржском, как минимум, искусстве. А может быть, и в российском масштабе. А дальше произошел такой упадок из-за разных событий и поведенческих линий разных персонажей, скажем так.
Поэтому никакого отношения, как художники, к группе «Митьки» мы сегодня не имеем. Оля Флоренская придумала хороший образ такой: это как бумажка, прилипшая к подошве, обертка какая-нибудь. Хочешь стряхнуть, а она все не стряхивается, и так и идешь с ней.
Дела давно минувших дней – вот что это. И это достойное место в истории, но нужно дифференцировать то, что называется «митьками» сегодня, и то, что по-настоящему было группой «Митьки» с 85-го по, допустим, 95-й год, хотя я думаю, что я даже прибавляю на самом деле. Героический период кончился раньше – в самом начале 90-х.
Вы – санкт-петербуржец и, понятно, что первой вы создали петербургскую азбуку.
Отнюдь. Первой я создал иерусалимскую азбуку. Это была идея иерусалимского поэта и моего друга Михаила Короля, который, когда мы познакомились и подружились, сказал: «Ну, смотри: ты художник, а я поэт. Давай вместе сделаем что-нибудь!»
Я говорю: «А что мы можем вместе сделать?»
Он: «Ну, какую-нибудь книгу».
Я говорю: «А какую книгу?»
Он говорит: «Ну, давай иерусалимскую азбуку».
Я, говорит, напишу стишки на каждую букву, а ты – картинки. И я весело согласился, думая, что как любой нормальный человек, лет 15 он про это не вспомнит, потому что мы давно привыкли к людям, которые «бла-бла-бла».
Ровно через 8 месяцев пришло электронное письмо, в котором были стихи на все буквы, и я понял, что придется делать, за базар надо отвечать. Но увидел, что нет стихов на буквы “Ё”, “Й”, “Ь,” “Ъ” и сказал об этом Мише, думая, что ему еще год понадобится. Ему понадобилось три дня.
Через три дня были все 33 стихотворения и билет в Иерусалим, купленный мне Мишей. Поэтому мне пришлось лететь, я не очень был готов в этот момент, но я прилетел и сделал эту книжку. Это единственная книжка, в которой есть стихи, и это не мои стихи, а стихи Михаила Короля. И идея его.
Пока я делал эту книжку, я стал размышлять, что какая это прекрасная идея и ее надо украсть у Миши. И поэтому я в каждой книжке первую благодарность приношу Михаилу Королю и в послесловии обязательно пишу, что это его идея, и он не обижается, а, по-моему, радуется.
И пока я делал эту книжку, я понял, что вот я во второй раз в Иерусалиме и уже делаю книжку про Иерусалим. А вот Тбилиси, который я очень люблю и мы с Ольгой часто живем там несколько месяцев в году, и я его знаю очень хорошо, и про это я книжки почему-то не делаю.
Я придумал себе так: сделав иерусалимскую азбуку, поеду-ка я в Тбилиси и буду делать тбилисскую без всякого издателя, а просто так. И так я и поступил. Собственно, и с Мишей была такая же история: мы делали книгу, он писал стихи, а я делал рисунки просто так, без всякого договора с каким-либо издателем.
А потом просто одна подруга Миши из Петербурга, меценат, решила ему сделать подарок к 50-летию и оплатила тираж этой книги. Так и получилось, что мы без всякого издательства обошлись.
А когда я сделал тбилисскую азбуку и выставил ее в Тбилиси – нашлось тбилисское издательство под названием «Диогене». И появилась тбилисская азбука, которая была напечатана.
После этого я сделал петербургскую азбуку, поняв, что все идет странным длинным путем. Как говорил Веня Ерофеев, «все должно происходить медленно и неправильно, чтобы человек не успел возгордиться». Вот медленно и неправильно, только с третьего захода, я догадался, что живу, как я считаю, в самом красивом городе в мире и, конечно, надо сделать петербургскую азбуку.
Под нее нашелся уже издатель, это такое издательство Тимофея Маркова, с которым мы уже сотрудничали до этого. Я делал ему роскошную такую книгу с очень маленьким тиражом, безумно дорогую – «Иван и Данило». Это сказка Гребенщикова с моими картинками.
Я когда-то в 86-м году или в 87-м ее проиллюстрировал на каких-то бумажках, засыпанных пеплом и залитых вином, она стала известной и в Самиздате потом была напечатана несколько раз, но в таких демократичных вариантах.
А тут этот издатель такие роскошные книги хотел издавать, эксклюзивные. Например, там весь текст был набран вручную, как при Гутенберге. А я сделал новые версии картинок, напечатали их шелкографией и тираж был, по-моему, 39 штук или что-то в этом роде. В общем, очень мало.
Все участники получили по одной книжке, а остальные продают. Даже я видел, как на моих глазах один человек купил ее на московской ярмарке Non fiction за огромные какие-то деньги. Не знаю, все ли экземпляры проданы, но это такая книжка не для бедных.
А с азбуками наоборот, очень демократично, у меня такой принцип: хочу делать их очень простыми, на офсетной бумаге, как учебник такой, который брать и нести под мышкой.
И тираж петербургской азбуки уже был больше, там подключился на последнем этапе аэропорт Пулково. Они как раз достраивали новый терминал и хотели всякого современного искусства туда вставить.
Пошли они в Русский музей в отдел новейших течений и Александр Давыдович Боровский, заведующий, назвал им несколько имен, в том числе, мое. Человек из Пулково позвонил, спросил, что я могу предложить, а предложить мне было нечего. А вот потом я вспомнил, что существует и готовится к печати петербургская азбука.
Прислал ему картинки, ему очень понравилось все это и они распечатали такие огромные постеры и наклеили их в том месте, где принимают люди багаж. Ну, некоторые хватают чемодан и убегают, а некоторые рассматривают.
Я вот, например, встретил в Воронеже человека, который сказал, что его милиция пришла искать, чтобы он забрал свой чемодан. И этот человек воронежский сказал мне что в тот момент он стоял и думал: «Почему же никто воронежскую книжку не сделает?»
И тут через пару месяцев мои воронежские друзья позвали меня сделать воронежскую азбуку. И этот человек нас за это в своем ресторане все время кормил и все время эту историю рассказывал, как он в Пулково смотрел на азбуку. Прилетает в Воронеж, а там уже я сижу и рисую воронежскую азбуку. Забавное совпадение…
На этом вроде бы пора было ставить точку, но тут объявился Марат Гельман с проектом новым, а он эти книжки видел. Я еще в Перми предлагал ему сделать пермскую азбуку, тогда иерусалимская только появилась, но как-то он не отреагировал или это забылось.
А тут он написал письмо, что вот не хочешь ли сделать азбуку? И приезжайте с Ольгой, а Ольга сделает еще какой-нибудь проект. И действительно в январе, ровно год назад – 2-го января, точно так же, как и в этом году – 2-го января, это уже традиция: «2-го января мы с друзьями ходим в баню».
Фото: Анна Зелинская
2-го января мы прилетели с Ольгой в Черногорию. Мы прилетели, и с нами прилетел уже новый издатель, который нашелся в Воронеже, Сергей Кочурин (издательство «Кампанелла»). И это очень увлеченный человек, который не просто хотел издать книжку, а поучаствовать прямо в ее создании. А как он мог поучаствовать? Он умеет водить машину, а мы нет.
Мы прилетели вместе, в первый же день взяли в аренду автомобиль и за две недели мы втроем объехали всю страну сверху донизу, но по списку, который я уже составил в Петербурге, хотя я до этого в Черногории никогда не был.
Но я проконсультировался с Иваном Сотниковым. Вот он недавно, к сожалению, умер. Он был моим близким другом, его выставка была в «Югооцеании» летом. У него здесь был дом и он провел здесь последние несколько лет.
Он мне надиктовал список такой, что интересно увидеть в Черногории, и первая благодарность в книжке была ему. И он уже понимал, что интересно мне, потому что видел все остальные азбуки. Кое в чем мне здесь сильно помог Петар Чукович, потому что, конечно, это местный человек, который все знает.
Ну, и так мы то с Петаром, то с Сергеем, то с новообретенными русскими друзьями ездили по стране. Потому что когда улетел наш издатель, выяснилось, что у меня не хватает нескольких букв и нужно мне, например, мост Джурджевича увидеть, который в четырех часах езды.
Я бросил клич через Facebook и нашлись хорошие люди, которые везли меня 4 часа туда и 4 часа обратно, час там. В общем, день убили (это были владелец портала OpenMonte Божин Алексей и его жена Виолетта Макеева – прим. ред.). И еще нам помогали разные люди, всем им огромное спасибо за это.
Первые две недели шел сбор материала, а вторые две недели я сидел, как проклятый, и рисовал эти 30 картинок. Благодарил бога за то, что в сербском языке 30, а не 33 буквы. Правда, в иврите 22, но иерусалимскую мы делали на русском.
Я ленивый, я люблю поменьше работать. Ну и она была сделана и выставлена. А Ольга за это время сделала проект «Черногорские надписи». Она работала с вывесками, делала ремейки всяких смешных для русского уха вывесок.
Например, мы узнали, что мусульманская «заедница» (а мы думали, что это закусочная) оказалась землячеством. Очень ей понравился лозунг на какой-то рекламе «Европский стиль живота». Для русского языка это звучит немножко забавно.
Вот она сделала такой проект из таких как бы вывесок – по мотивам увиденных, настоящих. Во время этого путешествия она фотографировала всякие такие народные вывески, рекламу и потом у нас была совместная выставка в национальной библиотеке в Цетинье.
Куда, со слов Марата, пришло больше людей, чем на все следующие выставки, потому что она была первой. При этом это был жуткий день, это было в темноте полной – открытие вечером, на перевале дождь, туман и ничего не видно. Мы думали, что будем я, Ольга, директор библиотеки и Гельман. Мы так решили.
И вдруг навалила такая толпа, телевидение с разными вопросами, радио, какие-то люди из газет, художники черногорские известные, много русских людей. В общем, это было очень приятно и неожиданно. Ну, мы решили, что тут так принято.
А потом оказалось, что вовсе нет, что это нам просто повезло, что мы первые. И это была, таким образом, презентация вообще Маратовского проекта. И мы, как я понимаю, нажили и недоброжелателей тоже. Есть у нас какие-то скрытые враги, как мы уже знаем, которые не любят ни Гельмана, ни все, что он сюда привозит. Но это лишь означает, что мы на верном пути.
Какая из всех созданных вами азбук больше всего соответствует вашему замыслу и связаны ли они друг с другом?
Они несомненно связаны: они все одного формата, одного размера. Это такая серия, единый проект. Надеюсь, что он не кончится, хотя, быть автором этих азбук уже скучно немножко – их много выходит. Я ведь еще нью-йоркскую сделал.
С этим же издателем воронежским, с которым мы были здесь, через три месяца после Черногории полетели в Нью-Йорк.
Там машину в аренду брать было бесполезно, потому что не припарковаться нигде. Там мы пешком, в метро, в такси обшарили весь Нью-Йорк и вот уже сейчас, пока мы в вами тут, напечатана нью-йоркская азбука.
А насчет вашего вопроса есть хорошая история. Когда известный архитектор Монферран, автор Исаакиевского собора в Петербурге, пришел с эскизами к царю, он принес два варианта на всякий случай, потому что царь все-таки, мало ли что. А царь смотрит на эти два варианта – оба хороши, и он говорит: «Ну, а тебе-то самому, какой вариант больше нравится?»
На что Монферран отвечает: «Не могу знать, Ваше Величество, потому что и над тем, и над другим работал я с одинаковым тщанием». Вот я вам могу ответить словами Монферрана. Они все соответствуют своему месту, все эти города мной нежно любимы.
Меньше я знаю Воронеж, потому что был там всего третий раз, когда делал азбуку, но с другой стороны, в Иерусалиме, я был вообще второй раз, а в Черногории первый. Но в Нью-Йорке, правда, бывал.
Но все ведь заново, когда идешь по следу, так сказать, то выясняется много нового. Даже в Петербурге и в Тбилиси, которые я хорошо знаю, выяснилось, что есть куча всего нового для меня.
Помню, грузинскую азбуку я делал уже с грузинскими буквами, они очень красивые, заодно их попытался выучить, что было непросто. И на букву «Ц» я ничего не мог найти, и вот, наконец, во всем Тбилиси нашлась одна-единственная улица Цхра Дзмис, о которой я ничего не знал и которая абсолютно ничем не примечательна. Находится в таком малоинтересном непрестижном районе.
Я туда отправился, сфотографировал. Оказалось, там красивые старые домики, телеграфные столбы – очень все красиво. Цхра Дзмис, оказалось, в переводе означает 9 братьев. Это из истории военной Грузии: какие-то 9 героев триста или пятьсот лет назад против кого-то воевали.
И я сделал этот рисунок, предполагая, что это никому не будет интересным, потому что ну что это за улица в далеком непрестижном районе, на которой никто не был?
И вдруг, когда я сделал выставку, мой ближайший друг художник Миша Шенгелия, выпучив глаза, смотрит на этот рисунок и говорит: «Здесь в этом доме живет моя любимая девушка!» Причем, у меня там номер дома был написан и нарисован – номер 9.
Вот такие совпадения. Ради одного этого стоило…
Все азбуки индивидуальные, меня совершенно не волнует степень туристической привлекательности объекта. У меня, кстати, нет Исаакиевского собора или Русского музея в петербургской азбуке, а есть какие-то переулочки, дворы. То есть, это абсолютно личный проект во всех случаях, включая Монтенегро.
Это только то, что мне нравится. Если это совпадает с путеводителем, то хорошо. Если нет, то нет. Потому что там были места, которые не больно-то кажутся туристическими.
Тот же мост Джурджевича. Многие ли его видели, живущие на побережье, если туда 4 часа надо ехать?
Зато я узнал много нового об этой стране. Потому что, делая азбуку – не только рисуешь. Вот сейчас я в более удобном положении. Я приехал рисовать картины и рисунки, поэтому меня мало интересует, что за здание я рисую, когда оно построено, кем, когда был основан город или кто был последним владыкой Котора – это все меня мало волнует.
Меня волнует чисто живописная сторона.
А вот тогда меня волновало абсолютно все, что попадает в поле зрения и я, поэтому, очень много читал в Интернете и очень много мне помогал Петар Чукович, мы без конца перезванивались. Я же делал все это на черногорском языке, или сербском, или сербско-хорватском, не знаю, как его правильно называть.
Мне он ужасно нравится, я выбрал кириллицу, мне кажется, она естественнее и мне очень жаль, что страна переходит потихоньку на латиницу. Хотя, чем дальше в горы, тем больше кириллицы.
Ольга, кстати, вывески свои делала только на кириллице. Там есть чудесные буквы, которых нет у нас. Они интересны по правописанию, по звуку – вот эти сдвоенные «Л» с мягким знаком или «Н» с мягким знаком. Или «Ч», «ДЖ».
И пока делаешь рисунок, лазаешь постоянно в Интернете, звонишь каждые 3 минуты бедному Чуковичу и узнаешь много нового. Я специально выкладывал каждый новый лист в Facebook, чтобы если какая-то ошибка или в письме сербском, или фактическая, мне на нее указали.
Я очень благодарен тем, кто мне сразу же писал в комментариях, что вот здесь неправильная буква, или вот здесь не так, а так. Тогда я брал резинку и исправлял ошибку. И в конце книги я написал историю ее создания.
Вы очень известный художник. Есть ли у вас самого деятели искусства, которым вы отдаете предпочтение?
Есть ли у меня любимые художники? У меня миллион любимых художников. От безымянных авторов фаюмских портретов до Матисса и от Древина до Ивана Сотникова.
В Петербурге мне многие нравятся художники, многие из них моложе меня. Их немеряно, так сказать. Даже затрудняюсь ответить на этот вопрос.
Этот список бесконечен. Нет, тут сложно ответить. Одного любимого нет.
Как вам нравится атмосфера Дома художника в Которе, помогает ли она вам в вашем творчестве?
Сейчас помогает по одной простой причине – что там почти никого нет. Вот если бы дело было летом или весной, боюсь, она бы мне не помогала.
Я даже музыку не могу слушать, когда работаю. Не могу, когда кто-то стучится в дверь и так далее. Я понимаю, что все это неизбежно в такой ситуации, но… Поэтому когда Марат во второй раз пригласил нас с Ольгой весной сразу после того, как мы сделали первый проект и улетели, он написал: «А что вы, у нас весна, у нас тут свой дом, приезжайте снова!»
Мы говорим: «А давай лучше опять 2-го января следующего года?»
И думаю, что мы правильно поступили: это лучший месяц, когда уж точно никого нет ни на улице, ни на пляже, ни в ресторане, ни в магазине, где мы единственные клиенты все время, что мне ужасно нравится. Потому что количество людей в Петербурге и в Тбилиси, и в Иерусалиме, где мы часто бываем, зашкаливает. А тут так тихо, хорошо. Вот в этом смысле помогает.
У меня есть дурацкая привычка уже несколько лет: все, что я считаю законченным, я выкладываю в своем Facebook и это, как кто-то сказал по другому поводу, как паспорт для бомжа. То есть, как документ, что я уже не буду это переделывать. Так что если кто хочет – может следить там за моими картинками, если интересно.
Я, в основном, буду делать небольшие пейзажи. Возможно, появятся какие-то натюрморты, потому что мне очень нравятся слова.
У меня есть такая уже сложившаяся традиция: я сделал серии такие под названием «Продукты питания в Иерусалиме» и «Продукты питания в Тифлисе». Сейчас я хочу сделать небольшую серию «Продукты питания в Черногории».
Поэтому я выбираю продукты, кроме их внешнего вида, еще и по названию красивому, поскольку по традиции в этой серии я пишу на холсте их название.
В Израиле я писал названия продуктов на иврите, в Грузии я писал грузинскими буквами, а здесь я буду писать на черногорском языке. Поэтому когда выяснилось, что «лук» так и будет «лук» – мне он стал не так интересен. А вот помидор по сербски «парадайз» и это вызывает у меня приступ восторга. То, что я смогу написать под изображением помидора слово «парадайз», меня ужасно радует.
К этой серии я еще не приступил, это будут самые маленькие холстики. Опять же, Чукович бедный для меня перевел весь тот список, что я обнаружил. Виноград там будет, потому что он не похож на русское слово. Будет капуста, очевидно.
Очень нравится мне баклажан, потому что это «патлиджан» и это очень близко к грузинскому «бадриджан» и тут такая перекличка для меня интересная.
И в конце уже будет выставка?
Ну да, у нас должна быть, как и в тот раз, раз мы с Ольгой вместе… Она делает совершенно другие вещи – она делает серию таких коллажей на ткани довольно больших.
Называться это будет «Восемь черногорских капитанов». Она изучает через Интернет, через морские музеи в Которе историю каких-то интересных личностей, капитанов именно. Часть из них были какими-то пиратами, а часть из них дослужились до адмиралов при Петре I, там совершенно разные истории, чрезвычайно интересные.
А она любит очень морскую тематику (запись интервью состоялась до выставки, сейчас выставка уже открылась, мы писали про нее в материале “В Подгорице открылась художественная выставка Александра и Ольги Флоренских” – прим. ред.).
Например, первое произведение, которое сейчас делается, оно еще в работе и называется «Пират такой-то отдает голову пирата такого-то султану такому-то в обмен на звание капитана». История о том, что когда турки тут заправляли, было два пирата, враждующих между собой и наводивших ужас на окрестности.
И умный султан издал указ, что тот из пиратов, который принесет голову другого, будет прощен и получит звание капитана.
И вот один оказался хитрее другого, отрезал другому голову и в мешке обменял ее на это капитанское звание. История ослепительная в своем роде. Вот кто-то дослужился до адмирала при Петре I в России, по-моему. То есть, тоже какая-то интересная и сложная история.
Короче, «Восемь черногорских капитанов» – это будут большие ткани. А у меня будут небольшие холстики, но зато много. И это будет такая совместная выставка. Мы надеемся, что проект будет хорошим, хочется верить, что мы не посрамим своего доброго имени и справимся с взятой на себя тяжелой задачей.
Планируете ли вы в будущем сотрудничать с Которским Домом художника?
Тут ответ один: мы не против. Если позовут, то приедем, конечно. Так что будем надеяться, что позовут. И это Марату Гельману такой намек, потому что сами мы проситься стесняемся, а так нам, конечно, здесь очень нравится. Особенно зимой.
Можно что-то сделать в области печатной графики, например, мы с Ольгой любим и хорошо знаем технику шелкографии…